Культура

«Стало очень много свободы — всё можно!»

Художник Руди Молачек — о тенденциях современного искусства, тусовках с Уорхолом и жене из России

«Стало очень много свободы — всё можно!»

Австрийский художник Руди Молачек вдохновился пространством московской галереи и сам подобрал произведения для открывшейся в ней персональной экспозиции. Он начинал творческую карьеру вместе с Энди Уорхолом и Жан-Мишелем Баския, но предпочел поп-арту абстрактное искусство. А в российские арт-круги его ввела жена, с которой он вместе уже четверть века. Обо всем этом Руди Молачек, приехавший в Москву на открытие выставки «Энергия цвета» в Sistema Gallery, рассказал «Известиям», изящно переходя с немецкого на английский.

«Я всегда рад быть в Москве»

— Экспозиция в Sistema Gallery — ваша первая персональная выставка в России?

— Если говорить именно о сольных проектах, то да. Однако я выставлялся еще в 2001 году в рамках ярмарки «Арт Москва». Там мне был посвящен целый стенд. Очень хорошо помню это событие. Я представил мультимедийную работу «Желтый, синий и красный». На видео показывалось, как я наносил на холст эти три цвета.

«Стало очень много свободы — всё можно!»

— Заснятый перформанс?

— Не совсем. Дело в том, что зрители видели только мою руку, совершающую мазки.

— Теперь, почти четверть века спустя, вы показываете работы совсем иного плана, более традиционные с точки зрения техники: картины маслом на холсте. Но, правда, они абстрактные. Почему вы решили продемонстрировать именно такое искусство?

— Особенности проекта были продиктованы прежде всего самим пространством. Когда я его увидел, то понял, что хочу показать здесь разные по формату вещи — квадратные и круглые, большие и компактные. Чтобы не одна картина была в центре внимания, а всё вместе превращалось в некую одну общую живопись, которая в разных обликах предстает на этих стенах. Всё вместе. Своего рода мир живописи.

— От кого исходила идея этого проекта? Кто был инициатором — вы сами или галерея?

— Я бы сказал, что тут всё смешалось. Моя жена — художница Мария Серебрякова — знакома со многими российскими арт-институциями. Она показала представителям галереи мои произведения в каталогах, и тогда мы решили, что можно продемонстрировать эти вещи и даже сделать из них персональную выставку. С этого и начался процесс реализации замысла.

«Стало очень много свободы — всё можно!»

— Сейчас непростое время: приезд любого западного художника в Россию воспринимается за рубежом как вызов. И тем не менее вы решились на это, да еще и сделали у нас персональную выставку. Почему?

— В том факте, что эта выставка открывается в России, для меня не было абсолютно никакой проблемы. Я всегда рад быть в Москве, у меня много друзей здесь, моя жена — русская, поэтому никакие прочие обстоятельства для меня не играли роли. И я убежден, что только искусство может преодолеть те разногласия, которые сейчас существуют в мире.

«Поп-арт был для меня гламурным модным трендом»

— Вы начинали свою карьеру в журнале Interview и были лично знакомы с Энди Уорхолом. В чем заключалась ваша работа с ним?

— Я был фотографом журнала Interview и периодически видел Уорхола в редакции, но больше общался с арт-директором, чем с самим Энди. Тем не менее я был вовлечен в их деятельность, посещал с ним самим и Жан-Мишелем Баския многие мероприятия. Тогда, однако, я воспринимал это скорее как светскую жизнь. Поп-арт (течение, созданное Энди Уорхолом. — «Известия») был для меня гламурным модным трендом, а не высоким искусством.

«Стало очень много свободы — всё можно!»

— Полотна Жан-Мишеля Баския сегодня продаются за десятки миллионов долларов, обладать его вещами мечтают коллекционеры во всем мире. А какое впечатление его искусство производило на вас тогда? Повлиял ли он на вас? В ваших работах совершенно не видно связи с его творчеством.

— Стоит учесть: то, что вы сейчас видите, — результат пути, по которому я шел более 40 лет. Но признаюсь, что ни Энди Уорхол, ни Жан-Мишель Баския для меня никогда не были примером для подражания. Баския казался мне слишком диким, радикальным. Куда ближе мне были группа «Кобра» (объединение европейских художников середины XX века, занимавшихся абстрактным экспрессионизмом. — «Известия») и, в частности, Карел Аппель. Как раз поиски «Кобры» меня интересовали в первую очередь, а вовсе не поп-арт.

К тому же я стал живописцем не у Уорхола, а позже, когда из Нью-Йорка переехал в Вену. Я занялся преподаванием — получил должность профессора в Академии прикладного искусства. Тогда я подружился со многими австрийскими художниками, которых называют «Новые дикие». И именно благодаря им я научился держать в руках кисть. Ведь до этого я был фотографом.

«Стало очень много свободы — всё можно!»

— Можете ли рассказать о знакомстве с вашей русской женой? Как долго длятся ваши отношения?

— В конце 1990-х в Берлине у меня открывалась выставка. И был друг, который представил меня Марии — она, как и я, оказалась художником и пришла на вернисаж. С этого знакомства началась наша любовь, которая длится уже 25 лет.

— Мария знакомит вас с русским актуальным искусством?

— В начале 2000-х жена ввела меня в круг русских художников. Я подружился с некоторыми из них, побывал во многих мастерских, познакомился с тем, что они делали. Это было совершенно отлично от того, к чему я привык. Поэтому погружение в их искусство оказалось для меня очень плодотворным.

«Всё поставлено с ног на голову»

— Как изменилась российская арт-среда с того момента, когда вы впервые выставились в России?

— Тогда было время концептуального искусства. Мне показалось, что оно продолжает доминировать на российской арт-сцене. В частности, я познакомился с Андреем Монастырским — одним из ярчайших представителей позднего концептуализма, а еще с Андреем Филипповым, Айдан Салаховой. То, что они делали, было не похоже на создаваемое тогда в Европе. Это своеобразие тогда меня очень интересовало.

«Стало очень много свободы — всё можно!»

Насчет сегодняшнего дня — я не очень хорошо знаю российских авторов нового поколения, так что мне сложно судить, однако могу сказать о тенденциях в мире. Во-первых, стало очень много свободы — всё можно! Во-вторых, искусство оказалось очень политизированным. Часто в нем фигурирует гендерная тема. У меня ощущение, что всё поставлено с ног на голову. Тогда, в начале 2000-х, этого не было.

— Есть ли у вас какие-то планы по участию в российских выставках и арт-проектах? Вы хотели бы, чтобы за этой экспозицией последовали другие в нашей стране?

—- Почему нет? Конечно! Я не могу сам себя «ангажировать», устраивать какие-то проекты… Даже не знаю, как это делается. Но если это случится — буду счастлив!

Справка «Известий»

Руди Молачек родился в 1948 году в Киндберге (Австрия). Творческую карьеру начал в качестве модного фотографа, работая для журналов Harpers & Queen Magazine, Vogue, Interview. В последнем из них Молачек сотрудничал с Энди Уорхолом. C 1985 по 1991 год — приглашенный профессор Университета прикладных искусств в Вене. Позже сфокусировался на живописи. Награжден премией Густава Климта (Вена, 1998). Представлял Австрию на Биеннале графики в Загребе, Хорватия (1994). Участник фестиваля современного искусства «Штирийская осень» в Граце. Участвовал в крупных ярмарках Art Cologne, Art Forum и Vienna Art Fair. Живет и работает в Берлине.

Скрытая часть

Источник

Похожие статьи

Кнопка «Наверх»