Нацистских военных преступников казнили в Нюрнберге 78 лет назад

Во время Нюрнбергского процесса, 1945 год

Bettmann/Getty Images

Преступления гитлеровской Германии стали притчей во языцех, так, что любые государственные репрессии сравнивают с нацистскими. С учетом обилия доказательств трудно представить: что организаторы этих зверств могли сказать на суде в свое оправдание? Основных позиций было две: нацисты либо утверждали, что ни за что не отвечали и не видели зла, либо доказывали, что подобные преступления были мировой практикой. Раскаялись в содеянном и признали свою вину лишь единицы, но не всех это уберегло от казни.

«Мы не хуже вас»

Главным проводником этой позиции был Герман Геринг, официальный преемник Гитлера и второе лицо Рейха. По его мнению, нацистское руководство обвиняют люди, которые сами ничем не лучше, а суд — это всего лишь расправа по принципу «горе побежденным».

«Что касается этого процесса, то это политическая затея с заранее предрешенным исходом, и я готов к последствиям. Не сомневаюсь в том, что при вынесении приговора пресса сыграет куда более важную роль, чем судьи. Уверен, что, как минимум, русские и французские судьи уже получили соответствующие наставления. За то, что на моей совести, я готов нести ответственность, но уж никак не за то, что на совести других. Но победитель — он же и всегда судья… Я знаю, что меня ждет», — говорил он американскому психологу Густаву Гилберту Автор «Нюрнбергского дневника», сидя в тюрьме.

Нацисты постоянно пытались уличить страны-союзники в тех же преступлениях, в которых обвиняли Германию. Расовые законы и преследования евреев? Так в самой Америке чернокожим нельзя сидеть на одной скамейке с белыми! Да у евреев у самих в Талмуде приказывается блюсти расовую чистоту! Массовые репрессии против оппозиции и инакомыслящих? Это меры военного времени или предвоенного, или угроза бунта. Немецкие подлодки топили гражданские суда? Так ведь это делали все, кто воевал против нас (особенно напирал на это адмирал Карл Дёниц). Горы трупов заключенных концлагерей, расстрелы целых деревень, массовая гибель от голода жителей Ленинграда? Таковы реалии войны, суть которой — жестокость, и немцы сами страдали не меньше.

После демонстрации в суде кинохроники, снятой в концлагерях, в застенках гестапо, на полях сражений и в тылу, где были уничтожены тысячи памятников культуры, пропагандист Ганс Фриче впал в прострацию и потерял возможность связно говорить. Геринга же кадры не смутили:

»[Я видел] тысячи обгорелых трупов женщин и детей, погибших в авианалетах этой войны. Конечно, хорошо, что Фриче сломался, насмотревшись на то, что было показано на экране, его даже освободили от участия в процессе. Но ему за всю войну только и приходилось, что сообщить по радио о том, что Берлин или Дрезден стали объектом очередного террористического налета, при котором погибло столько-то человек. А я ехал сам взглянуть на трупы, иногда заставал и догоравшие».

Идеолог нацизма Альфред Розенберг своим ответом предвосхитил советский анекдот, заканчивающийся словами «а у вас негров линчуют!».

«А вам никогда не приходилось слышать о том, что творили американцы по отношению к индейцам? Разве те не были для них неполноценной расой? Знаете, кто первым изобрел концлагеря? Британцы! И знаете, почему? Чтобы заставить буров сложить оружие!» — негодовал нацист.

В переднем ряду, слева направо: Герман Геринг, Рудольф Гесс, Иоахим фон Риббентроп, Вильгельм Кейтель. Во втором ряду, слева направо: Карл Дёниц, Эрих Редер, Бальдур фон Ширах, Фриц Заукель

United States Government

Когда на суде зашла речь о преследовании в Третьем рейхе христианской церкви, Розенберг взорвался еще раз.

«И у русских хватило наглости заседать в суде над нами! На их совести 30 миллионов человек! А они рассуждают о гонениях, которым подвергалась церковь! Но истинные эксперты в этом они! Они тысячами ликвидировали священников во время своей революции. Обливали их водой на морозе… да все что угодно творили», — кричал он в перерыве заседания.

Однако, немного подумав, он будто бы стал защищать большевиков (и себя): «А что, разве католическая церковь не плела интриги, где были замешаны и короли, и кардиналы, и папы? Разве не отправляла на убой миллионы людей? Нет, нет, я не в обиде на русских за то, что они это клерикальное чудище приструнили, не дали надеть на себя эту удавку. Я всегда был противником католицизма. Но я не могу понять, как у них хватило наглости осуждать за это нас?»

Геринг отвергал обвинения в развязывании агрессивной войны: «Все это чушь! А как же быть с присоединением Техаса и Калифорнии к Америке? Это ведь тоже была самая настоящая захватническая война, имевшая целью расширение территорий!» Американский прокурор Роберт Джексон, не будучи знатоком истории, не нашел, что на это ответить. Между тем, эта реплика Геринга демонстрирует, что оправдания нацисты брали «с потолка», поскольку между Американо-мексиканской войной и Второй мировой не было ничего общего. В 1846 году США ввели войска на спорную территорию (которую многие державы считали американской), воспользовавшись противоречием в заключенных договорах, и лишь в ответ на это Мексика объявила США войну. В 1939 году немцы попросту перешли границу Польши, планируя ее уничтожить, и даже не пытались подвести под это правовое обоснование, после чего в 1941 году повторили это против СССР.

Однако если бы кто-то так ответил Герингу, тот бы тут же выдумал другой пример, а затем следующий, поскольку на психологическом уровне не готов был принять вину себя и Германии.

«Мы маленькие люди и ничего не знали»

Этой линии на суде в какой-то мере придерживались все, особенно когда речь заходила об очередном случае массового уничтожения людей. Так, прокурор зачитал донесение одного из генералов СС об уничтожении Варшавского гетто, где жили почти полмиллиона человек: «Поэтому я принял решение… предпринять полное уничтожение еврейского квартала путем сожжения всех жилых домов… Нередко евреи оставались в охваченных огнем домах до тех пор, пока из-за задымления им не приходилось выбрасываться из окон верхних этажей… С многочисленными переломами они пытались доползти до находившихся на противоположной стороне улицы домов, пока не охваченных огнем… После восьмидневного пребывания в подземных канализационных коллекторах они также покидали их. Много евреев погибло от взрывов в подземных бункерах, точное число их не установлено… Лишь в результате настойчиво принимаемых мер удалось схватить и впоследствии устранить 56 065 евреев. К ним следует также добавить и тех, которые погибли в результате подрывов, в огне пожаров и т. п., точное число которых не установлено».

И. фон Риббентроп, Б. фон Ширах, В. Кейтель, Ф. Заукель на скамье подсудимых, 1945 год

Министерство обороны Российской Федерации

Отрицать подлинность донесения было бессмысленно, и потому обвиняемые стали думать, кто же в этом виноват. Геринг, который на суде думал о своем месте в истории, заявил: «Я понимаю, что за эти преступления весь немецкий народ обречен на проклятие. Но все эти жестокие преступления были настолько невероятны, причем даже то немногое, что становилось нам известно, что ничего не стоило переубедить нас в том, что подобные утверждения — лишь пропагандистские уловки. У [главы СС] Гиммлера всегда имелся наготове достаточно большой выбор психопатов, готовых пойти на такое. А от нас их [преступления] скрывали. Я бы никогда не подумал на него. Он [Гиммлер] никогда не производил на меня впечатления потенциального убийцы».

Фельдмаршал Вильгельм Кейтель, будучи честным человеком, говорил, что ничего не знал, но не снимал с себя ответственность. Особенно его возмутило, что в уничтожении Варшавского гетто приняли участие инженерные подразделения вермахта, хотя армия всегда дистанцировалась от войск СС.

«Провалиться бы сквозь землю от стыда! Это позор — такие зверства! Я все же рассчитывал, что вермахт останется в стороне от всего этого, на его достойное поведение, но теперь и на вермахте пятно позора! Слишком уж крепки и многочисленны были эти связи с партийными организациями. Взять хотя бы этот ужас в Варшавском гетто! Да я присягнуть могу, что комендант, отправляя на помощь эти инженерные подразделения, ни сном ни духом не ведал об этих грязных затеях, участвовать в которых им пришлось. Жаль, что я так мало бывал в войсках, следовало бы почаще. Приходилось постоянно торчать в ставке Гитлера, а если я и попадал на фронт, то общался исключительно с генералитетом. А надо было бы присмотреться повнимательнее к тому, что делалось на нижних ступенях. Но — какой теперь во всем этом смысл? Время ушло!» — сетовал он.

Затем он с помощью начерченных карандашом схем пытался объяснить командную иерархию в Третьем рейхе, в которой он будто бы ничего не решал, а просто выполнял приказы фюрера.

Кабина синхронного перевода

Мемориальный музей Холокоста

Такую же позицию занимал Эрнст Кальтенбруннер: в ходе всего процесса он пытался доказать, что глава РСХА (немецкий аналог НКВД) не несет никакой ответственности за действия РСХА, особенно по уничтожению евреев. Кальтенбруннер уверял, что был лишь номинальным руководителем и отвечал только за внешнюю разведку, а все «плохие» приказы о концлагерях, пытках и казнях от его имени подписывали подчиненные, вроде главы гестапо Мюллера, и не ставили главу РСХА в известность.

Тайной для подсудимых якобы был и агрессивный характер войны.

«Сознание того, что нас предали, куда горше всякого поражения. Я сражался в этой войне с верой в неизбежность этой войны, защищая свое отечество. А то, что Гитлер действительно все запланировал заранее и отклонил все мирные инициативы… Теперь легко говорить… Но знай я об этом тогда, результатом бы стал кошмарный конфликт совести и чувства долга. Может быть, и к лучшему, что я ни о чем не знал», — рассуждал генерал Альфред Йодль, начальник штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта.

Нападение на Россию как умопомрачение

Отдельного упоминания заслуживает обсуждение на суде вторжения в СССР. На первый взгляд, это было очевидным преступлением: агрессивная война без всякого повода, начатая во время действующего договора о ненападении. О подготовке этой войны и о роли в этом Геринга, Кейтеля и Йодля рассказал фельдмаршал Фридрих Паулюс, находившийся в советском плену. Услышав его показания, Геринг завопил: «Спросите у этой грязной свиньи, понимает ли он, что он — изменник! Спросите его, дали ли ему русское гражданство?»

Йодль попытался Паулюса подловить: ведь он же сам принимал участие в том планировании и знал о скоплении советских войск у границы. По-видимому, это был намек на то, что наступление 22 июня 1941 года было превентивным, но нацисты не пытались настаивать на этом. Разговор же с ними о причинах вторжения напоминал диалог с душевнобольными.

— Возможно, история еще покажет, что Гитлер был прав, а я — нет, — сказал Риббентроп.
— То есть? — удивился психолог Гилберт.
— Я всегда стоял за rapprochement (сближение. — «Газета.Ru») с Россией. Гитлер же считал, что рано или поздно на них придется нападать. Может быть, он и был прав.
— Но у вас с ними был договор о ненападении. Разве нападение на Россию не означало вероломного нарушения этого договора с вашей стороны, даже если оставить в стороне ту преступную легкость, с какой Гитлер пошел на человеческие жертвы?
— Эта проблема далеко не проста, она весьма сложна; тут все решит история. При рассмотрении этих проблем необходим выбор верной перспективы. Нелегко их осмыслить.

Не менее странным был диалог о нападении на Польшу. Риббентроп утверждал, что Германия никогда не стремилась к войне, особенно с Великобританией. Тогда ему напомнили, что Германия попыталась отнять у Польши Данциг, хотя в рамках Мюнхенских соглашений обязалась отказаться от территориальных претензий в Европе. В ответ на это бывший глава немецкого МИД сетовал на агрессивную и недальновидную политику англичан: как им пришло в голову развязать мировую войну из-за Данцига, который по праву немецкий?

Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе Р.А. Руденко, 1945 год

Министерство обороны Российской Федерации

Раскаяние

Но не все подсудимые апеллировали к замученным в США индейцам и пытались доказать, что не несут никакой ответственности. Некоторые из них впадали в ужас от увиденной на процессе картины. К удивлению всех, одним из раскаявшихся был Ганс Франк, генерал-губернатор оккупированной Польши, имевший репутацию маньяка-убийцы.

«Стоит только подумать, что мы жили, как короли, и верили в это чудовище! И не верьте никому из них, когда они станут вам рассказывать, что, дескать, ничего не знали и не ведали! Все знали, что с этой системой все очень и очень не в порядке, хоть, может быть, деталей и не знали. Не хотели они их знать! Было слишком уж соблазнительно сосать от этой системы, содержать свои семьи в роскоши, веря в то, что все в порядке! Вы еще относитесь к нам по-божески. Ваши пленные, да и наши соотечественники гибли от голода в наших лагерях. Да будет Бог милостив к душам нашим!» — признавался он Гилберту.

Немного другой была позиция Альберта Шпеера, любимого архитектора Гитлера и рейхсминистра вооружения. По его версии, фюрер смог обмануть его, как и весь немецкий народ, и выставить себя патриотом Германии. Осознал Шпеер это слишком поздно, и теперь, увидев масштаб преступлений нацистов, считает, что все руководство Третьего рейха должно понести коллективную ответственность. Справедливость предъявленных Германии обвинений он признал.

Кейтль до последнего настаивал, что всего лишь выполнял приказы фюрера и не несет прямой ответственности за войну и преступления. Однако он согласился признать свою вину, чтобы не спускать ее ниже по иерархии.

«Но для меня невозможно одно: возлагать вину на солдата, находящегося на переднем крае, или на унтер-офицера, чтобы тем самым снять ответственность с тех, кто занимал высшие посты. Это не только не соответствовало бы истине, но было бы и недостойно. [Если бы я мог вернуться в прошлое] я бы не позволил втянуть себя в грязную и преступную игру и, скорее всего, избрал бы смерть… Печально сознавать, что солдатские добродетели — исполнительность и преданность — были использованы в столь низменных целях. Печально и то, что мне так и не удалось определить ту границу, за которой выполнение солдатского долга превращается в свою противоположность… Хочется верить в то, что, осознав и переосмыслив гибельность причин и чудовищность последствий войны, немецкий народ воспрянет к новому и прекрасному будущему в мировом сообществе народов».

Внутренний зал тюрьмы. Круглые сутки охрана следила за подсудимыми в камерах

U.S. Army

В итоге к смертной казни приговорили 12 человек, из которых на виселицу 16 октября 1946 года взошли лишь 10: Мартина Бормана судили заочно, а Геринг перед казнью отравился. Других, включая Шпеера и Дёница, приговорили к длительным срокам тюремного заключения. Из всех обвиняемых были оправданы лишь трое: Ганс Фриче, который доказал, что не призывал к военным преступлениям в своей пропаганде, посол в Австрии и Турции Франц фон Папен, а также экономист Ялмар Шахт, чья вина заключалась лишь в наращивании немецкого военного производства при Гитлере.

Что думаешь?
Источник