Общество

Чего ждут и на что жалуются эвакуированные жители Курской области

Чего ждут и на что жалуются эвакуированные жители Курской области

Фонд «Вольное дело»

После вторжения украинских войск в Курскую область в начале августа более 150 тысяч россиян были вынуждены бросить свои дома и бежать от линии фронта. Несколько сотен из них вывезли в Московскую область и расселили по детским лагерям. Корреспондент «Газеты.Ru» съездила в подмосковную «Дружбу» и узнала у курян, в каких условиях они живут второй месяц и чего ждут дальше.

«Как в другую страну попали»

Веселая разноцветная надпись на воротах бывшего советского санатория — «Дружба». Рядом мусорные баки и черно-белые противотанковые ежи. Вход закрытый, мне разрешают ходить по территории только с сопровождением. Директор лагеря Станислав Новиков сразу ведет на главную площадь, где нас уже ждет небольшая толпа. «Они очень переживают [из-за вашего приезда], стесняются. Люди с деревень», — по дороге предупреждает Новиков.

Вход в лагерь

Анна Громова/«Газета.Ru»

В толпе в основном пожилые женщины, кто-то привел с собой детей. Позади всех застенчиво и с любопытством выглядывают совсем старенькие бабушки в простой сельской одежде: ярких цветастых платьях-халатах и платках на голове. В моем детстве в курской деревне такие всегда сидели на лавочках у дворов.

«Вот корреспондент к вам приехал. Вот наши замечательные люди. Задавайте вопросы», — представляет меня директор.

Беженцы выжидательно обступают нас. В этом лагере живут только куряне, всего 282 человека (из них 71 ребенок и несколько десятков тех, кому за 85 лет). Неожиданно для меня встречу люди начинают с благодарностей.

Анна Громова/«Газета.Ru»

«Здесь как в сказке, как царей нас принимают. Нам, деревенским людям, кажется, что мы в какую-то другую страну попали. И на душе от этого легко, забываешь домашнюю обстановку. Кормят от пуза, я дома такое разнообразие не готовлю, мужа разбалуете, говорю. Медицина бесплатная, скорая дежурит постоянно», — наперебой делятся женщины.

Некоторые принесли трогательные листочки — написанные от руки списки тех, кому надо «вынести благодарность». Среди них работники лагеря, а также пункта временного размещения (ПВР) в курском городе Фатеж. Сначала жителей приграничья свозили с окрестностей туда, а уже потом — в подмосковную «Дружбу».

Одна женщина рассказывает, что только в эвакуации смогла получить инвалидную коляску для взрослого сына — ветерана Чечни.

«Я нигде не могла добиться ему коляски. В Фатеже сразу привезли. Я считала, потом заберут. Но сюда приехала с коляской. Очень благодарна, — вспоминает Раиса, гладя сына по голове. Тот молча смотрит в небо. — Он плохо понимает, что происходит. Но, бывает, ночью встанет, в кровать вцепится и просит: «Домой, домой…».

Раиса (слева) и ее сын-инвалид, ветеран Чечни

Анна Громова/«Газета.Ru»

Беженцы живут в детском лагере больше месяца, первых привезли 13 августа. Сколько еще они здесь пробудут, никто не знает.

«К сожалению, точного ответа нет. Но думаю, будут оставаться [тут], пока не появится, куда вернуться», — успокаивает Ольга Изотова, гендиректор «Центра отдыха Зеленый городок» (в него входит «Дружба»).

Из-за беженцев лагерь пока не принимает детей. Все издержки оплачивает фонд «Вольное дело» Олега Дерипаски. Дирекция лагеря называет прием беженцев благотворительной акцией.

«Не скрою, для нас это вызов. Возникли вопросы, с которыми мы никогда не работали. Но надо помогать всем, чем можно, по-другому никак», — говорит Изотова.

Ее имя есть сразу в нескольких списках благодарностей.

«Если завоняется труп — в доме мародер не будет жить»

Каждый, кого я спрашиваю, хотел бы вернуться домой, хоть там и опасно. Лишь бы разрешили.

«Хочу ли я домой? Вот мурашки пошли, вы видите, видите? От одного только вопроса», — показывает Зинаида из Глушково.

Беженцы хватаются за любую информацию о родных краях. Ее они получают не из новостей, а от тех, кто остался в Курской области. Въезд в приграничье, несмотря на бои, свободный, и местные переодически ездят проверять дома. Из машин они снимают на видео улицы, на которых остальные потом ищут свои участки.

Посередине Александр, справа Светлана из суджанской слободы Замостье

Анна Громова/«Газета.Ru»

«Мы друг другу передаем, кто что узнал. Туда (в эвакуированные зоны) многие ездят на свой страх и риск. Картошку копать, за скотом ухаживать, машину забрать. Некоторые поехали и не вернулись. Дроны убили. В [селе] Карыж так целая семья погибла на мосту», — говорит Зинаида.

Если повезло, в покинутой деревне ловит связь. Тогда можно позвонить тем, кто отказался эвакуироваться.

«У меня, слава богу, пока дом стоит. Надеюсь, вернусь к нему. Соседи рассказывают, временами получается созвониться», — рассказывает Лидия из Беловского района.

«А у нас только вчера сгорело девять домов», — добавляет Анна из Большесолдатского.

У кого-то надежды не осталось — возвращаться некуда. Как многодетной семье Тусуна, которому пришлось бежать от войны второй раз за жизнь. Когда-то он приехал в Россию из Нагорного Карабаха, теперь его село Свердликово (Суджанский район) оказалось одним из первых на линии вторжения.

«Ночью 7 августа наши вояки сказали: «Все, быстрее ребята [уходите], невозможно больше держать». Мы не успели даже машины завести, бросили, волонтеры забрали, кто в чем оделись. Видели по пути, как горели транспорты с людьми, военные, гражданские, — волнуясь, с сильным акцентом вспоминает Тусун. — Дома больше нет. Взорвалось все, там половины улицы нету. У меня столько детей, где я буду жить? Я не знаю. Лишь бы был мир».

«Мы же не будем годами жить в ПВРах, как бомжи. Мы же не виноваты», — вторит ему Светлана из суджанской слободы Замостье, стараясь сдержать слезы.

Жителям некоторых населенных пунктов положены 150 тысяч рублей за потерю имущества без предварительной оценки — то есть автоматически. Деньги приходят (или не приходят) в случайном порядке. Люди из одного и того же района говорят: кто-то все получил, кто-то безрезультатно ждет которую неделю. Тех, кто потерял все, сумма выплат не радует.

«Какие 150 тысяч? Одна корова стоит 100 тысяч», — разводит руками Тусун.

У деревенских много живности: коровы, птицы, барашки. В лучшем случае перед отъездом хозяева успели открыть ворота. Мне пересказывают историю о мужчине, который выпустил так всех животных, а потом вернулся, и его конь «пришел до него и за собой привел все хозяйство, представляете».

«Соседка ко мне заглядывала, говорит: «Твои куры вроде ходят». Наверно, цветы клюют. Оно мелочь, вроде, но тоже живые. Многие не выпускали своих, думали, на три дня уезжают, — вспоминает август Нина из глушковского села Званное. — А я знаешь, за что переживаю? Завоняются [мертвые животные], и как возвращаться? У меня самой, наверное, котенок в дом забежал. Хотя, если завоняется, там никто жить не будет, если мародеры или еще кто. А с другой стороны, жалко котенка».

«Проживаем бесцельно дни»

Курские дети пошли в подмосковные школы, а вот взрослым в эвакуации приложить себя особо некуда. Администрация старается придумать досуг: каждый вечер крутят советскую киноклассику, по выходным дискотеки, трансфер возит желающих в ближайший ТЦ. Некоторые, «кто помоложе», устроились на работу: помощниками в столовой, уборщицами. Рассказывают, что в лагере повесили объявление из соседней школы — убираться за 50 тыс. руб. в месяц. Но большинство не готовы обживаться и сидят на чемоданах.

В комнате беженцев о дном из жилых корпусов

Фонд «Вольное Дело»

«Домой до слез хочется. Что мы будем здесь сидеть, бездельники? Просто проживаем дни бесцельно и бесмысленно. Хоть золотые горы давай, а дома лучше», — в сердцах восклицает Лидия. Люди вокруг согласно кивают.

Владимир, единственный молодой мужчина, которого я встречаю в лагере, говорит, что не может легально работать из-за трудоустройства в Курской области. По его интонациям понятно — он чувствует себя в тупике.

«Я не могу уволиться. Если бы уволили, пошел бы искать новую. Работаю в городе Рыльск, нам велели вернуться на работу», — делится мужчина.

«А как же то, что вы официально в эвакуации?» — уточняю я.

«Ну, это моему начальнику не докажешь», — отвечает Владимир.

Он стоит с группой недовольных. Они не подходят сами, а беседуют между собой на лавочке. Жалуются на «нюансы»: гуманитарную помощь, лекарства, выплаты. И постоянно сравнивают с тем, как было в Курской области.

«Помощь не доходит. Мы раздетые, а завтра дождь пойдет, холода. А в Курске все одетые-обутые. В Курской области все новое давали, а тут старье привозят. Там пенсии через день получили, тут мурыжат», — говорит Александр из слободы Замостье и в доказательство показывает оторванную подошву сандалии.

Гендиректор Изотова называет его «наш активист». Вместе с ней идем в пункт выдачи гумпомощи в одном из корпусов. Похож на любой секонд-хенд: ряды вешалок с одеждой, рядком обувь, отдельно игрушки, всякие мелочи. Все бесплатно, работают в пункте добровольцы из числа самих жителей. «Мы подбираем луки», — важно говорит одна, раскладывая одежду.

Вещи для беженцев привозят централизованно, «новые или в хорошем состоянии», уточняет гендиректор. По ее словам, между собой место называют шоурумом.

Пункт выдачи гумпомощи

Фонд «Вольное Дело»

«Бабушки особенно любят его посещать, — рассказывает Изотова. — Еще однажды пришел молодой человек, порядка 80 лет [ему]. И говорит, девоньки, мне нужны штиблетики какие-нибудь, бабушку приглядел жениться».

На жалобы гендиректор отвечает довольно прямо — беженцы «привыкли к повышенному вниманию» и не готовы ждать, но все запросы нельзя быстро удовлетворить. Обещает, что «гостей», как их называет администрация, успеют обеспечить теплыми вещами.

Особенный вопрос из-за количества пожилых — медицина. Кроме круглосуточно припаркованной кареты скорой есть медпункт, куда можно (также бесплатно) заказать недостающие лекарства.

«Здравствуйте, вы из Washington Post?», — встречает шуткой дежурный терапевт Алексей Сударушкин.

Медики показывают шкаф с препаратами, терапевт хвалит подопечных. «Хотя они в ужасном стрессе, они все очень человечные, не агрессивные, адекватные вообще. Я не ожидал, что люди так умеют», — делится доктор.

Медпункт

Анна Громова/«Газета.Ru»

Сами люди или очень хвалят медпомощь («даже коробочки подписаны, кому что»), или сильно ругают. Последние говорят, что заказанного лекарства не дождешься, «покупаем в городе за свои деньги». Гендиректор и врачи комментируют это так: аптеки обрабатывают заказ несколько дней, людям не хватает терпения.

Один из постояльцев упоминает, что лекарств нет в ближайшей городской больнице, куда положили его брата, «сказали приносить самим». Другой рассказывает, что из-за отсутствия прописки на госпитализацию не принимают его мать — ее срочно выписали из курской больницы, когда туда стали привозить раненых солдат.

Единственное, на что не жалуется никто, — еда. Ее упоминают в первую очередь, когда хотят похвалить лагерь. Кормят три раза в день, шведский стол. «Многих это удивило, потому что видели такое только по телевизору. Некоторые говорили, что мечтали поехать в Турцию и побывать на шведском столе. Почти сбылась мечта», — с грустью отмечает гендиректор.

«А ты тоже хохол»

Пока мы гуляем по лагерю, в глаза бросается усиленная охрана. В каждом жилом корпусе — вахтер с рацией, отряд крепких мужчин в форме военного образца обходит территорию. Когда я тянусь к телефону с камерой, один из проходящих мимо патрульных сразу это замечает и молча внимательно смотрит на меня. Убираю руку, он отворачивается, но потом еще несколько раз оглядывается.

В голову лезут мысли о коварных диверсантах, которые бродят по Подмосковью. Однако причина проще — алкоголь.

«Люди в стрессе могут позволить себе употребить. Мы же не знаем этих гостей», — аккуратно объясняет директор. По ее словам, пока сложностей не возникало.

Однако «активист» Александр рассказывает мне о другой проблеме: «Охранники здесь над нами смеются. Моя жена воду набирала, ей лоботряс под два метра ростом говорит: «А что, у вас на Украине вода другая?». Про меня сказал, что я «тоже хохол». Потому что у нас фамилия на «о» заканчивается. Но мы не на Украине родились! Оскорбляют, а не были в нашей шкуре, когда шесть дней с женой в подвале прожили под коптерами».

Один из жилых корпусов

Анна Громова/«Газета.Ru»

На мой вопрос, в курсе ли администрация, пожилая пара удивляется: «Нет, а зачем». Передаю гендиректору. «Такие сразу идут на увольнение. Очень жаль, что они нам не говорили, охрана часто меняется, постараемся найти этого человека», — отвечает Изотова.

«Некоторые угрюмые — но надо сохранять радость»

В лагере вечереет, люди расходятся по комнатам, бабушки обсуждают, какой сегодня показывают фильм. Напоследок вместе со всеми меня кормят ужином (действительно вкусным). Пока выбираю между пловом и котлетой, подбегает стайка детей под предводительством веселой девочки с розовым шариком.

Кровати в одном из жилых корпусов

Анна Громова/«Газета.Ru»

«Привет, тебя как зовут?» — спрашивает девочка, рядом мальчик деловито протягивает руку. Я аккуратно пожимаю ее, хвалю красивый шарик. Вопросы детей смущают и ничего рассказывать они не хотят, но не отходят. Наверное, им интересно увидеть здесь нового человека.

После ужина одна из жительниц провожает меня до автобуса в город. По дороге рассказывает, как большую часть жизни прожила на Украине, как через курское село шли танки, и «я ж понимала, куда они едут», — но при этом старается подбодрить. Причем не себя, а меня.

«Я думаю, надо все равно сохранять радость. Тут некоторые угрюмые, говорят, не трогай нас. А я сижу на скамейке с бабульками — и так березки шумят, ветер, хорошо. Я, наверно, раньше даже не замечала этого. Я им здесь объясняю, а как раньше люди в войну выживали? Потому что сохраняли надежду. Вот с тобой поговорим, может, я и тебя смогу как-то поддержать», — приговаривает она и на прощание обнимает меня.

Столовая

Фонд «Вольное Дело»

Я смотрю ей вслед из автобуса. «Вы оплачивать собираетесь?» — рявкает водитель. Быстро потеряв ко мне интерес, начинает переругиваться с пассажиркой, у которой не работает карточка. Остальные в салоне игнорируют их, глядя в телефоны. Знают ли они, кто живет в лагере по соседству? Кажется, будто весь день я провела на какой-то другой планете.

Что думаешь?

Комментарии
Источник

Похожие статьи

Кнопка «Наверх»