«Раструбят по Би-Би-Си». Как Черчилль «придумал» Шарля де Голля

Зачастую определенным событиям спустя время предается куда больше значения, чем в тот момент, когда они происходят. К примеру, штурм Зимнего дворца большевиками в октябре 1917 года многим современникам казался еще одним эпизодом революционных событий. Это потом оказалось, что «эпизод» повлиял на всю историю развития человечества в XX веке.

«Ничего не потеряно для Франции»

В 2005 году ЮНЕСКО внесла в реестр «Память мира» речь Шарля де Голля, произнесенную 18 июня 1940 года.

Во Франции эта речь считается доказательством того, что в самый трудный для страны момент Второй Мировой войны республика не сломалась, продолжая бороться с нацистской Германией.

«Разве последнее слово уже сказано? Разве надежда должна исчезнуть? Разве это поражение окончательно? Нет! — говорил де Голль. — Поверьте мне, я говорю вам, опираясь на знание фактов, и я говорю вам, что ничего не потеряно для Франции… Что бы ни случилось, пламя французского сопротивления не должно потухнуть и не потухнет».

Звучит красиво, особенно тогда, когда знаешь, чем всё в итоге закончилось. Вот только 18 июня 1940 года большинству французов было как-то не до де Голля.

Крах и истерика

Французское общество всячески бежало от новой войны с Германией, и конфликт, начавшийся осенью 1939 года в формате «Странной войны», когда стороны не проявляли повышенной активности по отношению друг к другу, не вызывал бешенного подъема патриотических чувств.

А в мае 1940 года случилась катастрофа. Немцы, обойдя основные укрепления французской «линии Мажино», нанесли сокрушительный удар. Уже 15 мая французский премьер-министр Поль Рейно звонил Черчиллю в Лондон в полной истерике: «Мы потерпели поражение… Они устремляются в прорыв с танками и бронемашинами».

14 июня 1940 года гитлеровская армия вошла в Париж, который был сдан без боя. Жителям французской столицы оставалось только в бессилии плакать, глядя, как вермахт марширует по парижским улицам.

Правительство Франции уехало в Бордо. Там срочно решали вопрос, что делать дальше. Победили сторонники немедленной капитуляции, которую возглавил ставший новым премьером маршал Анри Филипп Петен.

Генерал, приглянувшийся Черчиллю

Шарль де Голль в ту пору был известен больше как военный теоретик. Вторую мировую войну он начал в звании полковника, а в генералы был возведен уже по ходу конфликта. В мае 1940 года, когда оборона Франции рассыпалась как карточный домик, де Голлю поручили срочно сформировать новую бронетанковую дивизию. В условиях общего хаоса ничего путного из этой затеи не вышло.

В июне де Голля назначили заместителем военного министра, и в этом качестве он ездил на переговоры в Великобританию. Черчилль обратил на него внимание потому, что французский генерал был категорическим противником капитуляции. Британский премьер понял, что во Франции побеждает иная точка зрения, но у него созрел свой план.

Черчиллю нужно было во что бы то ни стало сохранить хоть что-то от разгромленного союзника, а для этого явить миру «альтернативного лидера» Франции. 17 июня 1940 года Шарль де Голль окончательно покинул Бордо, а сутки спустя его уже выпустили к микрофону Би-Би-Си в Лондоне, откуда он и призвал французов к борьбе.

«Господин Никто» на фоне национального позора

Тут самое время дать слово самому де Голлю, который признавался в мемуарах: «Я не пользовался никакой известностью в стране. За границей — никакого доверия и оправдания моей деятельности».

Для французов всё это выглядело так: какой-то сомнительный генерал из Лондона к чему-то там призывает, когда повсюду уже немецкие патрули.

Четыре дня спустя после речи де Голля маршал Петен подписал Компьенское перемирие, по которому 60 процентов территории страны, включая Париж и всё атлантическое побережье, становились оккупационной зоной Германии. Французская армия должна была разоружиться и передать тяжёлое вооружение немецким войскам. Предусматривалось сохранение минимальных соединений для поддержания порядка, численность которых должны были определить Германия и Италия. Французский военный флот должен был быть демобилизован и помещён в порты под наблюдение оккупационных сил. На Францию также возлагалась обязанность содержать немецкие войска на своей территории. Франция передавала Рейху всех немецких военнопленных, в то время как французские солдаты должны были оставаться в лагерях для военнопленных до окончания боевых действий в Западной Европе. Кроме того, Франция обязывалась выдать Рейху находящихся на её территории граждан Германии, которых укажет немецкое командование.

Французам предстояло жить с этим, а де Голль с новоявленной организацией «Свободная Франция» казался каким-то изобретением английской пропаганды.

Равным де Голля признал только Сталин

Так оно, по сути, и было. Черчилль не скрывал, что главной своей целью видит переманивание на свою сторону как можно большого количества французских военных, особенно в колониальных владениях Парижа, куда немцы еще не добрались. Де Голлю же отводилась роль «говорящей головы», произносящей правильные слова.

Ни в 1940-м, ни в 1941-м, ни в 1942-м «Свободная Франция» не имела какого-то серьезного веса ни в военном, ни в политическом плане. Больше того, де Голль обнаружил, что Черчилль и Рузвельт ведут переговоры с французами, ориентирующимися на администрацию Петена, известную как «правительство в Виши».

Единственной страной, которая признала де Голля как реального представителя Франции, стал Советский Союз. Произошло это после нападения Германии на СССР, когда Москва отозвала своих дипломатов, работавших при «правительстве Виши», полностью сосредоточившись на контактах с де Голлем. Надо сказать, что появление французской эскадрильи в рядах Красной Армии, впоследствии ставшей полком «Нормандия — Неман», было важно не столько в военном плане для СССР, сколько в политическом для Франции, ибо демонстрировало ее реальную вовлеченность в борьбу с гитлеровцами.

Все могло быть иначе

Что уж греха таить, массовая любовь к де Голлю у французов прорезалась только к 1944 году, когда стало ясно, что союзники побеждают, им национальная гордость потребовала своего героя.

Впрочем, героя этого вполне могли сбросить с корабля истории англичане и американцы, если бы не твердая линия товарища Сталина, лично вернувшего Францию в стан держав-победительниц, к неудовольствию и недоумению Черчилля и Рузвельта. Просто Иосиф Виссарионович был убежден, что наличие в Европе сильной Франции с четкой национальной линией будет для СССР полезнее, нежели ее окончательный уход с мировой арены, о чем прямо говорили западные партнеры.

Так что речь Шарля де Голля 18 июня 1940 года могла бы сгинуть в лабиринтах истории, если бы дальнейшее течение событий, не всегда даже зависевшее от воли французского генерала…

По материалам: aif.ru