«Смотрю всё, что связано с российским кино»
Актер Александр Петров — о выборе сценариев, съемках «Василия» и ценности франшизы «Лед»
0
Следите за нашими новостями в удобном формате
Есть новость? Присылайте!
Сразу два Петрова, «плохой» и «хороший», пытаются выжить в знойной Мексике в экшен-комедии «Василий». Экстремальные съемки — обычное дело для актера, потому что, как он рассказывает сам, он так и не научился беречь себя и перестать рисковать. Зато он, в перерыве между десятками проектов, работает над камерным клубом поэзии и старается смотреть больше авторского кино, выписывая цитаты героев Феллини. Об этом и многом другом актер рассказал «Известиям» перед выходом фильма «Василий» в национальный прокат.
«Это же Мексика, классно!»
— На каком моменте сценария у вас случилось подключение к истории в фильме «Василий»?
— Я обычно выбираю сценарии так: читаю первую страницу. И понимаю, нравится или нет. Здесь мне было интересно уже на уровне идеи, когда много лет назад студия «Водород» и продюсеры Миша Врубель и Саша Андрющенко сказали, что готовится проект о двух братьях-близнецах. Я сразу сказал «да». Это и по-актерски интересно, и со студией «Водород» у меня многое связано, скоро будет десять лет нашего совместного творчества. Поэтому мне не нужно было искать, к чему подключиться, сразу было понятно, что нравится, подходит, интересно. Ну, и это же Мексика, классно!
— Мексика — да, круто. А постер «Двойного удара» у вас в детстве на стене висел?
— Кажется, нет. В детстве я мечтал стать футболистом, так что у меня всё было завешено плакатами футболистов.
— А здесь, когда вы узнали о проекте, не сработала эта ассоциация? Двойной Ван Дамм — двойной Петров?
— Мне кажется, не очень похожие вещи, их нельзя сравнивать. Общего только то, что два брата-близнеца. А так — разные концепции.
— Говорят, что в Мексике съемки были экстремальными. Рассказывают, что люди с автоматами давали понять, что вот тут снимайте, а вот тут — не надо, здесь идите, а вон туда не надо. Страшно было?
— Прямо такого не было, нам никто не говорил, что туда ходите — сюда не ходите. Съемки готовились заранее мексиканским продакшеном. Там на месте хорошо знают, где можно снимать, с кем договариваться, нужны ли охрана или полиция. Случалось, нам говорили, что вот это место — небезопасное, так что лучше снять всё побыстрее. А вот на этом отрезке пути, от одного города к другому, лучше не ехать вечером или ночью. А если едете, то не останавливайтесь. Если ты подготовлен и у тебя есть понимание того, как и что делать, то всё проходит гладко.
— Можно сказать, что все эти стереотипы о Мексике, где вокруг одни наркокартели или политики-коррупционеры, — это, скорее, яркий фон для сюжета, будь то «Василий» или «Эмилия Перес», а на самом деле Мексика не так уж отличается от любой другой страны?
— Если что-то такое и есть, нас это точно не касалось. Возможно, оно существует как-то параллельно. Но, например, в Мехико я чувствовал себя в полной безопасности. В любое время суток. В центре города люди гуляют с собачками по ночам, всегда тепло, везде работают веранды ресторанов, много счастливых людей на улице. Видно было, что они никуда не торопятся, живут в удовольствие. Это подкупало.
Собаки — это вообще местный фетиш, кажется, что они есть в каждой семье. И по ночам их хозяева бродят с этими собаками в парках. Классная атмосфера. Я спокойно ходил ночью гулять один, поскольку мой отель был в центре. Ни разу, нигде я не почувствовал там опасности.
— Вы «Эмилию Перес» уже посмотрели?
— Нет еще. Но очень хочу.
«Мне очень давно хотелось поработать с Лешей Чадовым»
— На следующей неделе в прокат выходит фильм «Самый ценный груз». Вы там озвучиваете, вместо Жан-Луи Трентиньяна, рассказчика. Чем вас заинтересовала эта анимация про Холокост?
— Хороший текст. Никаких других причин здесь нет.
— Трентиньян произносит текст так, как будто это сказка братьев Гримм. У вас был тот же подход?
— Похоже. Я пытался сделать так, чтобы это звучало обволакивающе. Режиссер как раз просила меня читать текст так, как будто я рассказываю его маленькому ребенку.
— Из того, над чем сейчас работаете, что самое дорогое?
— Недавно закончились съемки сериала «Камбэк» Динара Гарипова. Очень интересный опыт! Сериалы для платформ с моим участием не выходили достаточно давно, последним опытом был «Надвое» Валерия Петровича Тодоровского. Классно написанный сценарий, отличная драматургия, неожиданная для меня роль. Одно удовольствие работать над таким материалом. Думаю, будет интересная история и для зрителей, и для критиков, для людей, любящих кино.
Моего героя там зовут Компот. Он потерял память, живет на улице. Он случайно знакомится с группой школьников, потому что помог им в одной сложной ситуации. И начинается у них — не скажу, что дружба, но взаимодействие. Они помогают ему вспомнить, кто он и как оказался в этой точке. В сериале снялись классные артисты, а мне очень давно хотелось поработать с Лешей Чадовым. Последний раз мы с ним вместе снимались в какой-то прошлой жизни — в картине «Любовь в большом городе 3». Это было один из моих первых опытов в кино, а Леша уже тогда был большой звездой. В «Камбэке» он играет главного антагониста, у нас с ним несколько очень ярких, крутых сцен.
— Когда вышел «Притяжение», Федор Бондарчук всё время рассказывал о вас, что вы себя не бережете. Порежете руку, потянете связку — всё равно работаете дальше. С возрастом вы к себе отношение не изменили?
— Ничего не изменилось. Я стал более аккуратен в плане трюков: не сразу их делаю, а после того, как каскадеры всё несколько раз отрепетируют. Я наблюдаю, стараюсь понять моменты, где может быть опасно, но сделаю с тем же рвением, что и прежде. На съемках я себя по-прежнему не берегу.
— За последнее время были травмы?
— Именно травм не было, как раз потому, что я стал внимательнее. А на синяки я внимания не обращаю.
— Смотрите на Тома Круза и прикидываете, что сделаете в следующий раз?
— Так я не думаю. Он, конечно, в этом превзошел всех, он ставит на этом главный акцент. А я ставлю на драматургию, взаимодействие, придумывание персонажей и истории.
«Почему в Москве молодой человек не может пригласить девушку на поэтический вечер?»
— Вы в соцсетях часто пишете про свой новый спектакль «25/01». Что это?
— Возникла идея сделать «Клуб поэзии» — и я его сделал. Он развивается потихонечку. Хочется, чтобы он объединил большое количество людей, которые пишут стихи и любят их читать. А моей большой мечтой было сделать камерный, на небольшую аудиторию спектакль, потому что прошлые мои поэтические спектакли были стадионными — на пять–семь–двенадцать тысяч человек.
Мне нравилось это рок-н-ролльное ощущение. А потом мне захотелось маленькую площадку, таинство. Чтобы люди туда собирались ради какого-то чуда. Чтобы все были близко друг к другу, но всем было бы комфортно. Чтобы не прибегать туда впопыхах, опаздывая, и не садиться, сжимая в руках пальто.
Нет, надо, чтобы человека спокойно встречали, провожали к столу, угощали. Я бы сам хотел, чтобы со мной как со зрителем обращались так. Потом неспешно начинается действо — со стихами, с историями из моей жизни, которые «упаковались» в поэтический спектакль.
— Получается вип-история, не для масс?
— Единственный способ сделать это массовым — снимать и транслировать этот спектакль. Но чтобы создать атмосферу, нужно делать это вот таким, обращая внимания на каждую деталь — и не только на сцене.
Где-то пишут, что я так решил заработать денег. Но, к сожалению, дешевые билеты тут сделать нельзя, и в ближайшие годы я тут точно ничего не заработаю. Буду только тратить. (Смеется.) Это не работает, как большой бизнес. Поговорим об этом через десять лет, конечно, но пока мне просто надо сделать этот формат. Понимаете, чтобы человек, покупая недешевый билет, знал, что его будут вести, опекать, чтобы он ни на что не отвлекался, чтобы у него осталось послевкусие.
Я просто задумался однажды, почему в Москве молодой человек не может пригласить девушку на поэтический вечер в выходной? Чтобы послушать стихи. Я решил сделать так, чтобы это стало возможным. Буду развивать эти вечера, не только с моим участием, но и с другими артистами, которые пишут и читают стихи. Я несколько раз был на поэтических вечерах Игоря Верника и каждый раз получал огромнейшее удовольствие.
— Какой будет периодичность таких вечеров?
— Пока мы сыграли два премьерных спектакля, 14 февраля будет следующий, потом 8 марта. В идеале это мог бы быть театр поэзии, где с пятницы по воскресенье выступали бы разные артисты — и для разной публики. И с разным карманом.
«Лед» — это какая-то большая махина, которая столько лет существует!»
— Неделю назад в одной программе вы пообещали в ближайшее время посмотреть классические шедевры «Алиса в городах», «Осенняя соната» и «Жестяной барабан». Как у вас с этим?..
— С этим делом? Продвигается потихонечку.
— Серьезно, какие фильмы смотрите чаще всего?
— Смотрю всегда всё, что связано с российским кино, потому что это территория, где я работаю. Все сериалы и новинки стараюсь не пропускать. Не всё досматриваю, конечно, но хотя бы начинаю. Из другого кино — это может быть что угодно. Могу запоем начать смотреть «Рипли» — мне очень нравятся эстетика, Эндрю Скотт, то, как это сделано. Или вот я только сейчас смотрю «Белый лотос». Когда снимался в «Василии», мне очень понравился фильм Алехандро Гонсалеса Иньярриту «Бардо». Смотрели?
— Конечно!
— Там Мексика смотрится совершенно иначе. А потом, когда начинаешь говорить с продюсером с мексиканской стороны, который на фильме «Бардо» работал, начинаешь узнавать детали этой работы, это усиливает впечатление. Мне очень понравился фильм Альфонсо Куарона «Рома», тоже про Мехико. Тоже смотрели, конечно? Бывает, я увлекаюсь каким-то режиссером, погружаюсь в его творчество. Помню, меня захватил Феллини, я выписывал в блокноты фразы из его фильмов.
— В конце 2024 года не только в России, но и во всем мире критики разочарованно отмечали, что больших событий в культуре как будто не случилось. Были яркие, необычные, очень хорошие вещи, удачи, но безусловных шедевров, событий — нет. А вас что-то в 2024 году по-настоящему зацепило, задело, просветлило?
— Фильм «Лед 3».
— Принимается!
— Друзья говорят про «Субстанцию», но я ее посмотрел и — не мое. Это классно и здорово, но у меня куча вопросов. Там очень много придумок, но нет волшебства кинематографии, взаимоотношений артистов. У Куарона и Иньярриту это волшебство жизни через призму кино возникает.
А «Лед» — это какая-то большая махина, которая столько лет существует. На съемках в Нижнем Новгороде моя ассистентка увидела группу ребят по 10–11 лет, которые мерзли рядом с актерскими вагончиками не один час и ни к кому не подходили. Она у них спросила, что они делают, а они: вот, Сашу ждем. Я в этот момент был на гриме. Они зашли. Оказалось, что они все, мальчики и девочки, выросли на фильмах «Лед», «Лед 2» и «Лед 3». И все они занимаются коньками. Мы с ними фотографировались, я им расписался везде, где они просили. Они были настоящие, хотящие, с молодыми глазами. Они будут нести в будущем те ценности, которые три фильма «Лед» пропагандировали в миллионах детей. Меня прямо пробрало, когда я начал внутри себя распутывать этот клубок, задавать этим детям вопросы. Для них Надя и Саша Горины — кумиры, которые преодолеют сложности, будут бороться за свою правду и свою любовь.
Когда понимаешь масштаб этих миллионов детей, то ты говоришь себе: а какая еще культурная ценность в кино важнее, чем эта? Для меня это по-настоящему важная и большая история. Куда более важная, чем какой-то фильм, который обсудили четверо-пять кинокритиков на каком-то фестивале, а после этого забыли, переключившись на следующий. Для меня важно — вот это. Это то, чем я занимаюсь и что хочу делать дальше в зрительском кино. Опираясь на глаза этих детей. Это шокирующая и принципиальная культурная ценность, которую большое количество так называемых кинокритиков пропускают. Но это важно. Нужно об этом говорить в первую очередь.
