Война без победного конца. Результатом Первой мировой стали метастазы

28 июля 1914 года началась война лишь между Австро-Венгрией и Сербией. И до конца ­июля ещё были шансы, что этот конфликт останется рядовой войной. Но этими шансами не сумели или, вернее, не захотели воспользоваться. 1 августа Германия объявила войну России. Именно с этого момента можно начинать отсчёт Первой мировой. 3 августа Германия объявила войну Франции и Бельгии, а к 6-му в неё оказались вовлечены все «главные игроки» Европы.

Вопреки логике

Войны тогда так или иначе желали все. И тут таится главная странность Первой мировой. Как пишут в учебниках, каждая страна, вступившая в войну, преследовала некие цели. Дескать, Германии нужен был передел заморских колоний, прежде всего английских. Во Франции давно мечтали о возврате Эльзаса и Лотарингии, утраченных в ходе Франко-прусской войны 1870–1871 годов, и о реванше за тот проигрыш. Целью России как минимум с конца XVI века было желание установить контроль над проливами Босфор и Дарданеллы, а также воздвигнуть «крест над святой Софией в Константинополе».

Однако ход войны показал, что стороны действуют строго вопреки не то что собственным интересам, но и логике, и здравому смыслу. По идее, Франции, лелеявшей мечты о возврате своих провинций, надлежало нападать. Но она обороняется. И обороняется не сказать чтобы очень уж хорошо. Уже в сентябре 1914-го Франция оказалась в шаге от краха — немцы не дошли до Парижа всего 40 километров. У Германии нет в Европе территориальных претензий ни к кому. Однако по факту именно Германия является нападающей стороной.

У русского Генштаба в приоритете планирование операций против Берлина и Вены. О вторжении в Турцию и десанте под Стамбул речи ведутся, но так вяло, что крупнейший военно-морской теоретик, а впоследствии и создатель военно-морских сил Югославии контр-адмирал Александр Бубнов скажет: «Мы вступили в минувшую войну со всех точек зрения — политической, общественной, военной и морской — абсолютно неподготовленными к завладению проливами, то есть к решению той нашей главной национальной проблемы, от которой, как само течение военных действий показало, зависели исход войны и дальнейшее существование нашего Отечества». Зато англичане, которым в проливах делать вроде как и нечего, с февраля ­1915-го по январь 1916-го проводят масштабнейшую Дарданелльскую операцию, стоившую им более 300 тыс. жизней. Единст­венным её результатом стало вступление Болгарии в войну на стороне Германии, то есть усиление и без того неслабого противника.

Война за цивилизацию?

Неудивительно, что при таких раскладах своих целей не добился никто. Допустим, с побеждёнными и так всё ясно — Германская, Австро-Венгерская и Османская империи приказали долго жить. Россию исключили из числа победителей, да настолько качественно, что бывшие союзники ещё в ходе войны затеяли её расчленение и раздел между собой.

Франция могла торжествовать победу, поскольку формально своих целей всё-таки добилась. Правда, дорогой ценой. Население возвращённых ей Эльзаса и Лотарингии в 1919 году составляло 1,7 млн человек. А общие людские потери французов в войне — почти 1,4 млн. И потому главнокомандующий войсками Антанты, маршал Франции Фердинанд Фош на правах «главного победителя» во время Парижской мирной конференции 1919–1920 годов предложил обтекаемую формулировку. По его инициативе для всех, кто воевал на стороне Антанты, была учреждена «Медаль Победы» с девизом «Великая война за цивилизацию».

Термин, заметим, неодно­значный. В Древнем Риме юридическое понятие «цивилизация» означало процесс принуждения отдельных народов к миру и к невоенному состоянию, вплоть до запрета на ношение оружия, — вспомните противопоставление понятий «военный» и «цивильный». Действительно, по условиям Версальского мира 1919-го Германию как главного зачинщика конфликта «цивилизовали» по самые гланды, запретив иметь военно-воздушные силы, танки, бронированные машины, тяжёлую артиллерию и подводные лодки. Что не помешало немцам 20 лет спустя пойти на второй заход и достичь даже более впечатляющих успехов. А, стало быть, эта «цивилизация» оказалась бессмысленной.

Может быть, под «цивилизацией» имелось в виду понятие, которое в словарях объясняют так: «Термин имеет нормативное значение, связанное со сдерживанием насилия, снижением агрессивности, прогрессом и просвещением»? Но и тут «цивилизация» потерпела полный крах.

Почва для фашизма

До войны Европа представляла более-менее единое пространство со свободным передвижением людей, информации и капиталов. Очень похоже на нынешний Евросоюз. Этот порядок обеспечивало равновесие между крупными империями, поделившими ­Европу на сферы влияния.

По итогам войны империи либо пали, либо были демонтированы, а народы, их населявшие, «освобождены от имперского гнёта». И Европа перестала быть единым пространством, превратившись в лоскуты спешно нарезанных «национальных государств». Она рухнула в реалии даже не Средневековья, а родоплеменного строя со всеми вытекающими последствиями в виде закрытых границ, ксенофобии, зашкаливающей агрессии и пр. В национальных государствах плодились диктатуры и тирании, имевшие явно выраженный националистический, а то и откровенно фашистский характер. Юзеф Пилсудский в Польше, Карл Густав Маннергейм в Финляндии, Аугустинас Вольдемарас в Литве, Карлис Ульманис в Латвии, Миклош Хорти в Венгрии, Антониу ди Салазар в Португалии… Даже Испанию, в Первой мировой участия не принимавшую, накрыла эта зараза — диктатура Франсиско Франко там продержалась до 1975-го. В Чехословакии, явной жертве Мюнхенского сговора 1938 года, сразу после занятия Судет Гитлером возникли метастазы: Словакия объявила об автономии, а потом и независимости. И всё бы ничего, но тамошний режим Йозефа Тисо до сих пор называют «клерикальный фашизм». И везде разжигание ненависти и притеснения меньшинств, порой доходящие до геноцида. Это цивилизация?

Вместо эпилога. На сцене новый лидер

По итогам Первой мировой был установлен новый стандарт. До войны условным лидером «настоящей западной цивилизации» была Англия. Империя, над которой не заходит солн­це. Она вступила в войну мировым кредитором, фунт стерлингов был резерв­ной валютой, а все большие дела в мире экономики решались в Лондоне.

После войны Англия уже должник, резерв­ной валютой становится доллар, а центр экономической активности переезжает на Уолл-стрит Нью-Йорка.

Между прочим, именно в Соединённых Штатах настояли на том, чтобы Европа после Первой мировой войны должна быть поделена «на основе национальных границ»…

Вторично этот процесс был запущен после окончания холодной войны, когда на карте Европы у границ России вновь появились «маленькие, но гордые дер­жавы», где национализм и ксенофобия в порядке вещей.

А главное, там, как и после Первой мировой, ищут и находят врага на Востоке.

По материалам: aif.ru